Родители все-таки развелись, и мы остались с мамой. Мне так ничего и не сказали. Просто когда я вернулась из больницы, папы уже не было – не было никаких его вещей, компьютера, инструментов, электрической бритвы в коридоре. Как будто его никогда не существовало. Исчезли его сигареты с подоконника на кухне. Квартира была чистой и немного чужой. Мама все время говорила, что она очень устала. Папа не звонил и не приходил к нам, хотя я его очень ждала. Мне было его немного жалко, но еще я обижалась, что он не приходит ко мне. Мне стало казаться, что папа никогда не любил меня, а только притворялся, потому что не хотел обижать.

Сестра стала часто куда-то уходить. По вечерам они ругались с мамой на кухне. Я почти перестала есть и сильно похудела. По ночам мне все время снились падающие самолеты, я просыпалась и тихо плакала, чтобы никого не разбудить. Но мама все-таки просыпалась и раздраженно говорила, что у нее нет на меня никаких сил.

В конце концов, кто-то посоветовал маме отвести меня к психологу. Я очень боялась, что психолог будет похожа на ту женщину с любопытным лицом и тоже будет задавать мне вопросы про то, кого я больше люблю. На всякий случай я решила вообще не разговаривать. Сначала я так и поступила, но потом оказалось, что разговаривать там не обязательно, а можно просто играть и рисовать. Примерно через месяц психолог попросила меня нарисовать семью. У меня ничего не получалось. Я ломала карандаши, я протирала бумагу ластиком до дыр – и ничего не могла нарисовать. Тогда психолог отправила меня в другую комнату, а сама пригласила мою маму и что-то объясняла ей про психологическую травму. А мама в ответ называла папу плохим человеком и говорила, что дети должны поскорее его забыть.   Я решила, что мама, наверное, сошла с ума. Как можно забыть папу, если он – твой папа? Или все-таки можно?..

Потом мама плакала, и они долго что-то обсуждали.

В следующий раз к психологу взяли еще и сестру, а когда мы пришли, то увидели там нашего папу. Я хотела прыгнуть ему на шею, но не знала, будет ли это правильно, – тем более что мама как-то очень напряженно держала меня за руку. Папа тоже нервничал. Я подумала: наверное, они помирились, хотя было не очень похоже.  Психолог сказала, что родители хотят нам кое-что сообщить. Сначала она немного рассказала, что такое развод, и как он случается в разных семьях, и что бывает с детьми, и почему иногда так странно ведут себя родители. Но я не очень слушала, я все время смотрела на папу и ждала, что же будет дальше. И вот мама с папой сказали, что они поссорились по какому-то важному взрослому вопросу, и папа переехал в другую квартиру и будет там жить. И если раньше  родители вместе нас любили, то теперь будут любить по отдельности. Но любить обязательно будут, потому что мы их общие дети, а общие дети – это навсегда.

Я не поняла, как это – любить по отдельности, но они мне все объяснили. Я узнала, что теперь можно в любое время звонить папе по телефону и приходить к нему в гости – почти каждые выходные и даже среди недели. Мама сказала, что будет очень рада нашим встречам с папой, потому что без папы у нее не выросли бы такие замечательные дочки. И папа вдруг тоже сказал, что он благодарен маме за таких дочек.

Ночью мне снова снился самолет. Женщины с любопытным лицом там больше не было, а стюардесса оказалась похожа на нашего психолога. Она подошла к нам и сказала, что самолет сломался и будет падать. Но мы не должны сильно волноваться, потому что у каждого есть парашют – и мы все можем спастись.

Утром я нарисовала рисунок: сломанный самолет и четыре фигурки на парашютах – наша семья. Я показала этот рисунок маме, и у нее стали такие странные глаза, как будто она собирается плакать, но она не заплакала. Она достала наш семейный фотоальбом, и мы выбрали самую лучшую фотографию. На пляже в Анапе. Мы улыбаемся фотографу – мама, папа, я и сестра. Эту фотографию мы поместили в рамку и повесили над моей кроватью.

Мне очень жалко, что мои родители развелись, и когда я про это говорю, мама сажает меня к себе на колени. Она больше не говорит «Я устала от твоих слез» или «Так будет лучше для всех». Теперь она меня утешает, я плачу немного, а потом мне становится легче.