Голос неестественный, приторно-ласковый – так обычно разговаривают с умственно отсталыми или с чужими маленькими детьми, чтобы лучше поняли. Я молчу, глядя в сторону, и в конце концов лицо разочарованно отодвигается от меня. «Почему ты не отвечаешь тете? Тетя обиделась», – с укором говорит мама.   Остаток нашей прогулки проходит как-то скомкано, мама со мной почти не разговаривает, а я вспоминаю и размышляю. Когда мы летели домой из Анапы, я очень боялась, что самолет может упасть. Родители тогда сказали мне, что если самолет сломается, то всем дадут парашюты. Я потом даже расстроилась, что он так и не сломался и нам не пришлось полетать на парашюте. Разве можно всерьез чего-то бояться рядом с родителями?   Теперь я представляла себе, как стюардесса, похожая на ту женщину с любопытным лицом, вкрадчиво спрашивает: «Девочка, кого ты больше любишь – маму или папу? Папу или маму? Остался только один парашют, кому ты его отдашь – маме или папе?»

Я очень люблю маму. Мама добрая, она называет меня ласковыми прозвищами, читает мне книжки и всегда заботится обо мне. Папу я тоже очень люблю – он сильный и веселый, рассказывает разные смешные истории, ходит со мной гулять и умеет чинить мои игрушки. Стюардесса про это ничего не знает, она ждет, что я ей отвечу, – ведь самолет уже начинает падать, и надо быстрее выбрать, кому отдать парашют. Это же так просто – решить, кого ты больше любишь, маму или папу. Ведь кто-то из них лучше, добрее, красивее, умнее. Долгая минута ужаса сменяется восторгом – я нахожу правильный ответ. Я радостно кричу стюардессе: «Я люблю родителей, я их люблю одинаково!» Я оставляю свой парашют (теперь хватит и маме, и папе), разбегаюсь и выпрыгиваю из самолета, раскинув руки – скорее, чтоб никто не успел задержать меня. Я улыбаюсь, я счастлива.

Вечером я рассказываю старшей сестре о своем замечательном решении, но сестра не разделяет мою радость. Сузив глаза, она говорит мне что-то страшное: оказывается, наши родители уже давно решили развестись. Сестра говорит, что в таких случаях один из родителей куда-то уходит, а дети остаются или с мамой, или с папой. «Кого ты больше любишь – маму или папу?» – спрашивает сестра.   Третий раз за сегодняшний день я испытываю этот ужас. Мне казалось, что я уже нашла отличный выход, но, оказывается, все еще хуже, и надо решать заново – уже всерьез. И нельзя выпрыгнуть из самолета, потому что никакого самолета нет, и нельзя просто так умереть, потому что родители очень расстроятся, да и страшно. Вот если бы можно было умереть понарошку, ненадолго, чтобы проснуться – а родители снова вместе. Сестра продолжает говорить, и лицо у нее очень суровое. Она собирается остаться с мамой, потому что маму ей больше жалко, и потому что папа в чем-то перед ней виноват. Я не верю, что папа плохой, но ведь и сестра не может меня обманывать… Она еще объясняет мне, что мужчинам почему-то нельзя верить. И что она никогда поэтому не выйдет замуж, и мне не советует. Я ее слушаю и совсем ничего не понимаю, как если бы она говорила на китайском языке. Перед глазами у меня мелькает та женщина с любопытным лицом и неестественным голосом и папа, пролетающий мимо без парашюта и машущий мне рукой. Ночью у меня поднимается температура.